Театр из Абакана показал в Перми "Иллюзии": об одиночестве и непонимании

24 сентября 2012 года

Спектакль Драматического театра имени Лермонтова из Абакана по пьесе Ивана Вырыпаева "Иллюзии" в постановке молодого питерского режиссера Семена Александровского показали в воскресенье на фестивале "Текстура" в Перми.

Театральная программа "Текстуры" этого года собрала в своей афише новое режиссерское поколение - помимо Александровского, свои работы покажут еще несколько режиссеров из Москвы и Питера. Сам Александровский, ученик Льва Додина, привез два спектакля - завтра покажут "Заполярную правду" по пьесе Юрия Клавдиева, которую режиссер поставил в питерском экспериментальном ON.Театре.

"Иллюзии" Вырыпаева - текст, востребованный театром: по России можно насчитать еще несколько постановок, в том числе, в Новосибирске, а самая первая появилась в Москве, в театре "Практика" в постановке самого драматурга.

Как и все тексты Вырыпаева, "Иллюзии" не поддаются театральной традиции и требуют нового сценического языка: здесь практически нет диалога, нет привычной структуры с завязкой, кульминацией и развязкой.

"Для меня "Иллюзии" - это идеальная текстовая структура, в которой актер, выходя на сцену, становится исполнителем. Он выходит не в качестве персонажа, а такой, какой он есть, на самом деле. Человек выходит рассказать историю, и вопрос перевоплощения в данном случае не стоит", - рассказывает режиссер.

"Иллюзии" - это несколько обширных монологов, многословных, обстоятельных, небытовых. Речь идет о двух супружеских парах, о четырех стариках, проживших, на первый взгляд, счастливую, гармоничную жизнь в любви. Но, как следует уже из названия, эта определенность оказывается сомнительной.

"Герои говорят о самом важном - о любви, о привязанности, о благодарности и так далее. По сути, они говорят слова, которые обычно никто не произносит вслух, но они их артикулируют, подчеркивают значимость своих переживаний. И ты начинаешь думать о том, как мы упиваемся своей важностью и нравственностью. Человек всегда одинок, даже с близким человеком. Даже когда человек на смертном одре говорит о своей любимой, оказывается, что он занят своими собственными переживаниями. В другом человеке ты видишь свое отражение. А чувство отмирает, нарастает одиночество и непонимание", - говорит Александровский.

Монологичная форма пьесы, отсутствие характеров в привычном смысле слова, требует определенного сценического решения. Никому не приходит в голову ставить эту пьесу по-театральному - в том смысле, что этот текст не играют, а скорее исполняют, что требует определенных сложных отношений актера с текстом.

"Театр утратил способность диалога со зрителем, и мы должны наладить коммуникацию. В Абакане мы устраивали обсуждения после спектакля, и было понятно, что люди думали над текстом, над своей жизнью, это самое важное. Мне хотелось, чтобы вектор сместился со сцены в зрительный зал, главное должно происходить там. Театру надо постараться быть предельно честным и открытым, ведь обычно театр - это кастовая структура. Человек на сцене творит волшебство - он жрец, а за кулисами он другой. Человек должен выходить на сцену таким, какой он есть", - считает Александровский.

Актеры Абаканского театра - двое мужчин и две женщины - одеты в строгую одежду, из реквизита на сцене практически ничего. По бокам стулья, на которых сидят актеры, и проекторы, с которых на большой экран проецируются фотографии: Как будто старые карточки из старинного семейного альбома - влюбленные пары, свадьба, новорожденные дети. Фотографии явно из советской жизни, хотя героев зовут иностранными именами (пьесу Иван Вырыпаев писал по заказу одного из европейских театров). Фотографии иногда вдруг становятся полупрозрачными, и на их фоне проглядывают силуэты актеров.

Тон спектакля иногда сбивается с монотонного строгого, набравшего темп повествования в сторону привычной актерской игры, и тогда та пронзительность, которую рождает текст сам по себе, несколько нивелируется, сопротивляясь такому подходу. Но к финалу "Иллюзии" Александровского выходят на финальную коду, определенную повторяющейся несколько раз фразой "Должно быть хоть что-то постоянное в этом переменчивом космосе". Текст Вырыпаева без нажима и пафоса выстраивает трагедию одиночества, на которую обречен человек.